Едва успев закончить Высшую национальную школу аудиовизуальных искусств «Ля Феми», в 2011 году Жюлия Дюкурно получает приз Petit Rail d’Or за лучший короткометражный фильм, дебютируя со сплэттером «Джуниор» ("Junior", 2011) на 64-ом Каннском кинофестивале. Ее уже полнометражный дебют - «Сырое» ("Raw", a.k.a. "Grave") в 2016 завоевал почетный приз Международной федерации кинопрессы (ФИПРЕССИ) в Каннах, а на кинофестивале в Торонто был ознаменован потерей сознания нескольких зрителей от смешанных чувств в ходе просмотра, но это нисколько не помешало фильму удостоиться 3-его места в номинации «Приз зрительских симпатий».

Продолжая говорить о столь притягательной теме для публики как человеческая плоть и ее вещественность, вторая полнометражная картина Жюлии – резонансный боди-хоррор «Титан» получил Золотую пальмовую ветвь 74-го Каннского кинофестиваля и обрек себя на высокие оценки критиков. Ошеломляющий красочностью изуверств и заставляющий зрителя жадно хватать себя за доступные участки тела в попытке сместить фокус внимания и высвободиться из оков визуального ужаса – наследник нового французского экстрима. Культурный объект, где сцены убийств сопровождаются неподдельным страхом зрителя чередуясь со смехом то ли от воздействия крепкого юмора, то ли от истощения нервной системы.

Воздав почести кроненбергской «Автокатастрофе» (David Cronenberg's "Crash", 1996), снятой по одноимённому роману британского писателя-фантаста Джеймса Балларда (J.G. Ballard), Дюкурно хоть и использует повестку вожделения к автотранспорту и повествует о телесных деформациях, центральный тезис ее детища совершенно обособлен от прародителя. Безусловно они схожи посттравматическим появлением сексуального влечения к машинам, но в «Титане» машина и есть объект желания, а в «Автокатастрофе» транспорт – орудие высокоэнергетическое, связывающее либидо со страхом и способное породить эмоции разного спектра, в том числе и сексуальные, но все же по отношению к человеку. Обозначив заглавную линию «Титана», как родительско-любовную, легче уличить картину в схожести с другой работой Кроненберга, а именно с «Выводком» («The Brood», 1979). Их действительно многое связывает, но, опять-таки, детально, не в полной мере. В обеих картинах присутствует мотив родословной обреченности: создание, взращённое в жестокости, перевоплощается в личность безжалостную, способную породить лишь себе подобное свирепое отродье, обреченное на повторение судьбы предков. Обида, трансформировавшаяся в гнев, в обоих картинах заставляет героев совершать негуманный суд над их безучастными родителями. И если в «Титане» внешнее свидетельство прокаженной души – это металлические детали, то в «Выводке» - это кожные нарывы. Привлекательный садизм, роднящий «Титан» с «Автокатастрофой», провоцирует зрителя и самих героев к противоестественному интересу к увечьям, сыскавшим на экране свое реалистичное воплощение. «Это проект который связывает всех нас - изменение человечного тела современными методами».

«Титан» - анатомический подарок каждому утопически поддерживающему идею об идеальных телах и далекой от реальности физиологии. Здесь раскрывается чистая телесность, где кожа главной героини через экран пышет человеческой секрецией, а не завлекающим противоположный пол парфюмом, как это происходит и по сей день в фильмах, рассчитанных на мужскую аудиторию. Такое кино - гангрена кинематографа нового времени. Омертвение кинематографических тканей конкретно такой формы повествования случилось по причине смены ценностей, затрагивающих не только облик женской фигуры в кадре, но и восприятия женщины в целом как независимой и сильнейшей. Кровоток востребовательности в лице зрителя был перекрыт, большая часть публики - приверженцы новой этики, которые не в силах наблюдать обесценивающие старорежимные традиции. За образование некротических процессов у «патриархального кино» начали борьбу еще в 70-х пионеры феминисткой теории фильмов: Лора Малви (Laura Mulvey) привлекала внимание к проблеме визуального удовольствия. Одним из таких примеров является скопофилия – любовь к различным видам рассматривания, порождающих чувство наслаждения у смотрящего. В своих теоретических трудах Малви описывает зрителя исключительно как мужчину. «В соответствии с настроенностью фильма на визуальное удовольствие, женская внешность преимущественно кодируется для достижения интенсивного визуального и эротического воздействия. Таким образом, женщины в подавляющем большинстве случаев представлены как некое зрелище, имеющее ценность лишь в качестве формы сексуального проявления, которая несет эротическую нагрузку и служит гетеро-нормативному желанию». Несмотря на всяческие санкции в сторону такого устаревшего формата кино и зрительских порицаний, созерцатель неестественной привлекательности на экране, воспевающий губительные для женщин стандарты красоты пока еще жив.

Нетерпимая к отказам в демонстрации интереса к ее персоне, Алексья (великолепная и экстраординарная Агат Руссель), попадает в детском возрасте в автокатастрофу как раз по причине своего неутолимого голода по родительской заинтересованности. Скрипящим мычанием, взывая отца обратить на себя внимание, Алексья параллельно с тем как получить желаемое со стороны родительской фигуры, также получает установку титановой пластины в череп. Приобретя имплантируемую автозапчасть, она сама отождествляется с общими характеристиками машин - тюнингованная, хладнокровная, восхищающая глаз и травмоопасная. Вживление пластины – хронологически более понятный для зрителя момент зарождения психопатичности в главной героине, хотя зачатие ее идентичности было положено манерой воспитания отстраненных родителей с рождения.

Влеченная стокгольмским синдромом, героиня влюбляется в свою незадачливую убийцу – в машину. Уже подросшая автофилка с садистическими наклонностями непреднамеренно зачинает ребенка от нетрадиционного, при этом единственного объекта обожания. Неумышленно кинозритель становится наблюдателем протекания энигматической беременности, обнажающей нелицеприятною правду физиологических особенностей организма, в частности женского. Для аудитории, привыкшей разглядывать в кинозале нежное запудренное таинство материнства, более приближенный к реальности «Титан» - станет роком прозрения или же стимулом окончить просмотр. Обвисшая грудь, чешущиеся от надрыва кожи растяжки, разбегающиеся по поверхности распухающих частей тела бордовые стрии, гормональные усы – правда вынашивания ребенка от Дюкурно. Смешение легенды магического зачатия и абсолютно реалистичное протекание беременности – порождают картину честно натуральную, при этом с такими же мифически вытекающими компонентами, как струящееся из груди машинное масло, готовое вскармливать будущее продолжение матери.

«Титан» – это призыв к правде и размышления на тему желания быть обманутым самим собой. Главные герои фильма также выбирают пребывать в мире иллюзий, как и зрители, умы которых заполонила неестественная мистификация беременности, а демонстрируемая реальность вызывает отторжение.

В попытке скрыться от совершенной серии необдуманных убийств, Алексья встречает Венсана, мужчину давно потерявшего сына. В его фигуре она обретает родителя трепетного и заботящегося, а он ее присутствием «возвращает» себе пропавшего ребенка. Венсан рад обманываться: она - не его сын, но возродить недавно прекратившееся калечащее чувство потери ребенка – еще травматичней. Также, как и признать подступающую старость. В мрачно-розовой ванной комнате, потягивая красное вино из бокала, с возрастом иссякший мужчина впивается глазами в зеркальный триптих и мучительно колется анаболиками, обманывая себя и свою физиологию.

Ради обретения душевного покоя в качестве связи друг с другом, они оба готовы причинять боль. Алексья заматывает в тугой бинт с каждым днем все сильнее набухающий живот, преодолевая телесные муки, а Венсану суждено подставить человека для сокрытия тайны о местонахождении своего найденного «сына», в виду уголовного розыска после серии смертей от рук Алексьи.

Сексуальное нападение главной героини на приемного отца – не очередная инцестуальная сцена в кино – это лишнее освидетельствование незнакомства героини с «любовью» как таковой. Спутать разницу видов и способов выражения любви по отношению к ее объекту (детско-родительские отношения, партнерские) может только человек не испытавший разницу этих форм на себе.

Профессиональное призвание Алексьи – стриптиз на выставке автомобилей, где ею могут любоваться и не отводить глаз толпы. Рабочими издержками она заполняет пробел в нехватке родительского внимания, точно также, как и Венсан, работая спасателем, компенсирует недостаток общения с собственным ребенком через опеку над юными коллегами. Стараясь нивелировать симптомы травмирующих стечений обстоятельств, оба пытались восполнить пробел мозаики неверными по форме элементами - людьми не теми в чьей любви они нуждались. И обретя в лице друг друга недостающую деталь, смогли исцелиться душою. Чудотворная безусловная родительская любовь, что одарена способностью залечить кровоточащие годами раны. Желание спасти жизнь, а не забрать ее – внятный сигнал о случившейся метаморфозе с Алексьей.

Не прекращающиеся на протяжении всего фильма духовные и физические трансформации героев, по свойствам схожи с пластичностью титана как металла, способного деформироваться без разрушения. Сменяя облик от эпатажно женского до незатейливого мужского, Алексья независима от пола, гендерфлюидна. Венсан, прибегающий к инъекциям анаболическими стероидами свободен от возраста. Давая индульгенцию своим героям на вечные преображения, режиссер знаменует свободу от предрассудков и убеждений. Демонстрируя физическое протекание бодимодификаций, Дюкурно не только заставляет зрителя мириться с естественным, но и манифестирует право постоянного видоизменения.

Визуальное воплощение, полнящееся изощренными пытками над телом, не просто страшит зрителя почем зря, но и знакомит его с физиологией, естество которой неизбежно придется учесть, как и смену «общепринятых» канонов женского облика, ведь Алексья – воплощение возможностей, свидетельствующих о праве свободы самоидентификации и пикетирующих патриархальные устои красоты. И все же, «Титан», как и большинство фильмов, - о любви. Здесь акцентирован порочный круг, где дефицит родительской заботы способен породить монстра. Ведь Алексья, ненавидящая на протяжении всей беременности свой плод, рождает себе подобного, наполовину титанового, человека. И если в этом ребенке заложены все садистические наклонности матери на генетическом уровне, то только взросление рядом с заботливым Венсаном способно их нивелировать. «Титан» иллюстрирует трагические последствия нехватки любви и ее исцеляющие свойства.